— Эй, я с тобой говорю!

Не самый умный поступок даже для Рэнди. Не иначе, пиво придало ему храбрости.

— Дай пройти, — потребовал я.

— С ней все в порядке? — не отставал он.

— Дай пройти, или я тебе руку сломаю.

— Эй, парни, вы чего? — послышался откуда-то сзади голос Тима.

— Что ты с ней сделал? — не отставал Рэнди — Почему она плачет? Ты ее ударил?

Я ощутил, как кровь буквально закипает в жилах — избыток адреналина, должно быть.

— Последний раз говорю — дай пройти!

— Не из-за чего затеялись, парни! — кричал Тим. — Хорош! Прекращайте!

Кто-то попытался обхватить меня сзади, и дальше я действовал инстинктивно. Двинув локтем назад, я попал куда целился — в солнечное сплетение нападавшему. Послышался сдавленный стон. Другой рукой я схватил Рэнди за запястье и резко вывернул — до щелчка. Он взвыл и упал на колени. В этот момент сзади налетел третий, которому я, не целясь, вмазал локтем. Передернувшись от противного хруста, я развернулся, готовый уложить хоть десять нападавших.

— Что ты наделал? — услышал я вопль Саванны. Видимо, она была слишком далеко и не успела подбежать, чтобы помешать драке.

На песке Рэнди раскачивался, вцепившись в запястье. Парень, пытавшийся обхватить меня сзади, стоял на четвереньках, держась за живот и пытаясь отдышаться.

— Что ты с ним сделал? — заплакала Саванна, пробегая мимо меня. — Он ведь пытался остановить драку!

Я обернулся. Тим лежал навзничь, держась за лицо. Между пальцами струилась кровь. Зрелище парализовало всех, кроме Саванны, которая добежала до Тима и опустилась на колени.

Тим застонал. Несмотря на кипение адреналина и бешено стучавшее сердце, я ощутил, как внутри все сжалось. Ну почему это должно было случиться именно с ним? Я хотел объяснить, что не собирался его бить, так получилось, но предпочел промолчать. Я не собирался сейчас идти на мировую.

Я попятился прочь оттуда. Не желая никого изувечить, я смотрел перед собой тяжелым взглядом, и люди расступались, давая мне дорогу. Как сквозь вату, до меня долетали причитания Саванны:

— Вот свящ-щенная корова, как сильно идет… Тебе нужно в больницу!

Я пятился, пока не отошел достаточно далеко, затем развернулся и уже нормально поднялся по лестнице. Быстро пройдя через дом, я вышел к отцовской машине и через несколько секунд уже несся по освещенным улицам, костеря себя последними словами за все, что натворил.

Глава 10

Я ехал куда глаза глядят, вновь и вновь прокручивая в голове все события вечера. Во мне кипела злость на то, как получилось с Тимом (Рэнди меня отчего-то не беспокоил), и на Саванну — за разговор на пирсе.

Я не мог понять, как это произошло: только что я безмерно любил Саванну, а мгновением позже мы ссоримся не на жизнь, а на смерть. Меня бесили ее хитроумные уловки, однако я не мог разобраться в подлинной причине своей ярости. Мы с отцом не особенно близки, можно даже сказать, я его почти не знаю. Так почему я вышел из себя и до сих пор киплю от злости?

«Потому что, — сказал мне неслышный тоненький голосок, может оказаться, что Саванна права».

Впрочем, все это не имело значения. Ну, есть у отца синдром или нет у него синдрома, что это меняет? Почему она присвоила себе право лезть в чужую жизнь?

Я ехал все дальше и дальше, то вскипая гневом, то остывая и ненадолго допуская, что Саванна права. Заехав Тиму локтем по носу, я почувствовал непонятное облегчение, что вообще ни в какие ворота не лезло. Но какого черта он на меня попер? Жаль, локтем в морду досталось не кому-нибудь другому из нападавших. И вообще, не я начал драку.

А Саванна… Завтра надо ехать извиняться. Она искренне верит в свою гипотезу и пыталась помочь, как умеет. Может, она права и я просто не желаю видеть очевидного? Ее предположение многое объясняет…

Но как она отреагирует на то, что я сделал с Тимом? Они старые друзья, и даже если я битый час буду клясться, что это случайность, станет ли она слушать? А уж если принять во внимание двух других слегка помятых строителей… Саванна знала, что я солдат, но теперь, увидев малую часть того, что означает быть солдатом, не изменит ли она своего отношения ко мне?

Когда я, порядком поблуждав, добрался домой, было уже за полночь. Я вошел в темный дом, осторожно заглянул в папину «берлогу» и прошел к себе. Конечно, отец уже спал: он ложился всегда в одно и то же время. Человек, который живет по раз навсегда заведенному порядку, как сказала Саванна.

Я бросился на кровать, зная, что не засну, и мечтая начать вечер заново, стой минуты, когда Саванна протянула мне книгу. У меня уже не было сил думать об отце, Саванне или сломанном носе Тима, однако всю ночь я лежал, глядя в потолок, не в силах отделаться от невеселых мыслей.

Утром я поднялся, услышав, как отец возится на кухне. С вечера я не переодевался, но знал, что отец не заметит.

— Доброе утро, пап, — сказал я.

— Привет, Джон, — ответил он. — Хочешь позавтракать?

— Да, — сказал я. — Кофе есть?

— В кофейнике.

Я налил себе кофе. Пока отец кашеварил, я смотрел на газетные заголовки, зная, что отец сначала прочтет первую полосу, а потом метеорологический прогноз, пропуская спортивную страницу и новости общественной жизни. Человек заведенного порядка.

— Как прошел вечер? — спросил я.

— Как всегда, — сказал он. Я не удивился, когда папа ничего не спросил в ответ. Бекон уже шкворчал на сковороде. Отец потыкал лопаточкой омлет, повернулся ко мне, и я уже знал, что он скажет.

— Не мог бы ты положить хлеб в тостер?

Папа ушел на работу ровно в семь тридцать пять.

Проводив его, я нехотя просмотрел газету и без интереса почитал новости, не представляя, что делать дальше. У меня не было желания кататься на доске и вообще выходить из дому. Я уже подумывал по новой залечь в кровать и немного поспать, когда услышал шум подъезжающей машины. Я решил, что это разносчик объявлений — нам часто опускали в ящик бумажки с предложением прочистить стоки или избавиться от плесени с помощью моечной машины, — и удивился, когда в дверь постучали.

Открыв, я застыл на месте от неожиданности — на пороге стоял Тим. Переступив с ноги на ногу, он сказал:

— Привет, Джон. Время еще раннее, но, может, ты позволишь мне войти?

Широкая полоска медицинского пластыря пересекала его переносицу, вокруг слегка заплывших глаз были темные круги.

— Да, конечно. — Я отступил, пропуская его, все еще не в силах поверить в то, что вижу.

Тим Уэддон прошел в гостиную.

— Я уж думал, никогда не найду твой дом, — улыбнулся он. — Когда тебя подвозил, было темно, и я плохо запомнил дорогу. Два раза мимо проехал, пока нашел.

В руке он держал небольшой бумажный пакет.

— Хочешь кофе? — спросил я, придя в себя. — В кофейнике еще хватит на одну чашку.

— Нет, спасибо. Я провел на ногах большую часть ночи и лучше обойдусь без кофеина. Вернусь — залягу спать.

Я неуверенно начал:

— Слушай, насчет вчерашнего… Извини, я, это… не хотел…

Тим успокаивающе взмахнул руками:

— Все нормально. Я знаю, это была случайность. Мне тоже следовало думать. Надо было хватать одного из тех парней.

Я посмотрел на него:

— Болит?

— Терпимо, — отмахнулся он. — Обычная малоприятная ночь в приемном покое. Пока дождешься врача, пока он позвонит специалисту, чтобы пришел меня осмотреть… Но хирург уверяет, что нос будет как новый. Может остаться небольшая горбинка, но это добавит мне суровой мужественности.

Я принужденно улыбнулся, но на душе было скверно.

— Еще раз извини.

— Принимаю твои извинения, — сказал Тим. — И признателен тебе за них. Но я не поэтому приехал. — Он кивком показал на диван: — Можно я сяду? Голова кружится.

Я присел на край шезлонга, поставив локти на колени и склонившись вперед. Тим опустился на диван, невольно поморщившись при неловком движении. Пакет он положил рядом.