Я восхищался простотой и естественностью, с которой Саванна проявляла свои чувства, и проступившей на ее лице нежностью, когда я рассказал об отце. Когда после этого она меня поцеловала, я ощутил сладость ее дыхания и схватил Саванну за руку.

— Однажды я на тебе женюсь.

— Это обещание?

— Если хочешь, то да.

— Лучше обещай вернуться за мной, когда отделаешься от своей службы. Не могу же я выйти за тебя замуж, если ты на другом континенте!

— Договорились.

Позже мы гуляли по плантации Освальда — прекрасно отреставрированному довоенному [9] имению, славившемуся лучшими садами в штате. Мы бродили по усыпанным гравием дорожкам, окаймленным зарослями диких цветов тысячи разных оттенков, пышно цветущих в ленивом мареве южной жары.

— Во сколько ты завтра улетаешь? — спросила Саванна. Высоко в безоблачном небе солнце начинало медленно клониться к горизонту.

— Рано, — сказал я. — Я уеду в аэропорт, когда ты будешь еще спать.

Она кивнула.

— А вечер ты посвятишь отцу?

— Ну вообще собирался, но если ты хочешь… Правда, я уделял ему мало времени, но, думаю, он поймет…

Саванна покачала головой:

— Нет-нет, не меняй своих планов. Я хочу, чтобы ты побыл с отцом. Я надеялась, что так и будет, поэтому весь день провела с тобой.

Мы дошли до конца дорожки с безупречно ухоженной живой изгородью.

— Так что ты решила? — спросил я. — Ну, насчет нас?

— Это непросто, — вздохнула она.

— Ну и пусть непросто, — настаивал я. — Я не хочу, чтобы все это закончилось… — Я остановился, не находя слов, притянул к себе Саванну и начал целовать ей шею и маленькие уши, ощущая губами бархатистую нежную кожу. — Я буду часто звонить и писать, когда не смогу звонить, а через год получу новый отпуск. Где будешь ты, туда приеду И я.

Саванна чуть отодвинулась, чтобы увидеть мое лицо.

— Правда приедешь? Я сжал ее в объятиях.

— Конечно. Мне тоже невесело уезжать. Больше всего на свете я хочу, чтобы наш гарнизон находился где-нибудь поблизости, но сейчас я могу обещать только писать и звонить. Я подам прошение о переводе, как только вернусь в Германию, но не представляю, сколько времени это займет и как вообще делаются такие вещи.

— Я понимаю, — пробормотала Саванна. По какой-то причине серьезное выражение ее лица заставило меня занервничать.

— Ты будешь мне писать? — спросил я.

— А то, — хмыкнула она, и мое беспокойство сразу исчезло. — Конечно, буду, — широко улыбнулась она. — Как ты можешь спрашивать? Буду писать тебе каждый день. Я отлично умею писать письма.

— Кто бы сомневался…

— Я серьезно, — сказала Саванна. — В моей семье этим занимались каждые выходные. Мы писали письма дорогим нам людям о том, как много они для нас значат и с каким нетерпением мы ждем встречи с ними.

Я снова поцеловал ее в шею.

— А что я значу для тебя? Насколько сильно ты будешь ждать нашей встречи?

Немного отстранившись, Саванна ответила:

— Об этом ты узнаешь из писем.

Я засмеялся, хотя на душе кошки скребли.

— Буду скучать по тебе, — сказал я.

— Я тоже буду скучать.

— Не слышу особой грусти в голосе.

— Потому что я об этом уже поплакала, помнишь? И потом, мы же не навеки расстаемся. Конечно, будет тяжело, но время летит быстро, и мы обязательно увидимся снова. Я знаю, я это чувствую — так же, как чувствую твою и свою любовь. В душе я знаю — еще не вечер. Многие пары переживают разлуку. С другой стороны, конечно, многие и расстаются, но это не значит, что мы тоже должны…

Больше всего на свете я хотел ей верить, но сомневался, что все действительно так просто.

Когда солнце скрылось за горизонтом, я отвез Саванну к дому на пляже. Остановившись, немного не доезжая бунгало, чтобы нас не заметил никто из студентов, я выбрался из машины, помог выйти Саванне и крепко обнял ее. Мы поцеловались, и я прижал ее к себе, с тоской сознавая, что следующий год будет самым длинным в моей жизни. Господи, как я желал повернуть время вспять и вообще не записываться в армию, чтобы иметь возможность располагать собой! Но я был солдатом.

— Мне пора ехать.

Саванна кивнула и всхлипнула. У меня сжалось сердце.

— Я напишу, — обещал я.

— Хорошо, — сказала она, торопливо вытирая слезы и открывая сумку. Вынув ручку и клочок бумаги, Саванна начала торопливо что-то писать. — Это мой домашний адрес и телефон. И электронный адрес тоже.

Я кивнул.

— Запомни, на будущий год я перееду в другое общежитие — адрес сообщу, как только узнаю. Но ты всегда можешь связаться со мной через родителей. Они перешлют мне все твои письма.

— Понял, — сказал я. — Номер моей почты у тебя есть. Даже если я буду где-то с военной миссией, письма ко мне придут, и-мейлы тоже. В армии чертовски хорошо поставлено дело с компьютерами — подключат даже посреди пустыни.

Саванна обхватила себя руками, словно заброшенный ребенок.

— Меня пугает то, что ты солдат, — сказала она. — Это так опасно…

— Со мной все будет в порядке, — заверил я, достал бумажник, сунул записку поглубже во внутреннее отделение и снова раскрыл объятия. Саванна подошла ко мне, и я долго прижимал ее к себе, всем существом впитывая тепло ее тела.

На этот раз она отстранилась первой и, пошарив в сумке, извлекла конверт.

— Я написала это вчера вечером, чтобы тебе было что почитать в самолете. Открой, когда окажешься в воздухе.

Я в последний раз поцеловал ее, сел за руль и завел мотор. Когда машина тронулась, Саванна окликнула меня:

— Передай привет отцу. Скажи, что я, наверное, пару раз навещу его в ближайшие две недели.

Уезжая, я смотрел на Саванну в зеркало заднего вида и едва удерживался, чтобы не повернуть — отец поймет, он знает, как много Саванна для меня значит, и сам предложит мне провести с ней последний вечер, — но продолжал ехать, глядя, как отражение в зеркале становится меньше и меньше, и чувствуя, как мой порыв понемногу слабеет.

Ужин прошел тише обычного. У меня не было сил начинать разговор, даже отец это заметил. Я сидел за столом, а он готовил, но вместо того чтобы сосредоточиться на процессе, папа то и дело поглядывал на меня с немым вопросом. Я изумился, когда отец погасил горелку и подошел ко мне.

Он положил руку мне на спину, ничего не сказав. Однако ничего и не требовалось: я видел — отец понимает, как мне тяжело. Он стоял неподвижно, словно стараясь впитать мою боль и забрать ее себе в надежде сделать своей.

Утром папа отвез меня в аэропорт, проводил до самого выхода на летное поле и постоял рядом, пока не объявили посадку. На прощание отец протянул руку, но я не удержался и крепко обнял его. Папа весь напрягся, но мне было все равно.

— Пап, я тебя люблю.

— Я тебя тоже люблю, Джон.

— Найди хороших монет, ладно? — добавил я. — Я хочу о них послушать.

Папа потупился.

— Мне нравится Саванна, — сказал он. — Хорошая девушка.

Это прозвучало неожиданно, но оказалось именно тем, что я хотел услышать.

Поднявшись на борт и усевшись в кресло, я положил письмо Саванны на колени. Мне хотелось открыть конверт немедленно, но я подождал, пока самолет оторвался от земли. Из окна я видел береговую линию и сперва отыскал пирс, а потом бунгало. Наверное, Саванна еще спала, но мне хотелось верить, что она сейчас стоит на песке и провожает взглядом самолет.

Справившись с собой, я открыл конверт. Внутри оказалась фотография Саванны (я тут же пожалел, что не оставил ей свою). Я долго смотрел на дорогое мне лицо, затем отложил снимок, глубоко вздохнул и начал читать:

Дорогой Джон!

Мне так много хочется тебе сказать, но не знаю, с чего начать. Может, с того, что я люблю тебя? Или что дни, проведенные с тобой, были самыми счастливыми в моей жизни? Или что за время нашего недолгого знакомства я поверила, что нам суждено быть вместе? Все это правда, но сейчас, перечитав написанное, я в состоянии думать лишь о том, что хочу быть с тобой, держать тебя за руку, ловить твою вечно ускользающую улыбку.